Рената Петросян – о семейных врачах и моде на болезни:
Сейчас наши поликлиники работают по такой схеме: терапевт, по сути, разводящий. Он спрашивает: «Что у вас болит? Голова? Вам в такой-то кабинет. Живот? В этот кабинет. Глаз — в другой кабинет...». Дальше человек идет к пяти специалистам, каждый из них назначает то, что считает нужным, и не всегда, к сожалению, смотрит, что ему уже назначили другие. Объединить все прописанное в безопасную и разумную систему пациент сам не может. Но к терапевту он, как правило, не возвращается. Пациент считает, что если уж он пошел к неврологу, нужно лечиться у него. А еще у кардиолога, у лора и десятка других врачей. Хотя, если терапевт проверит все назначения, очень вероятно, что половину лекарств можно будет убрать, так как одно другое заменяет.
Другой вариант, принятый у нас, — это искать какую-нибудь звезду. Пациент сразу идет к узкому специалисту, который решает вопросы по своей специальности, но не заинтересован в дальнейшем ведении человека. К примеру, хирург блестяще прооперировал пациента, но остается вопрос: а дальше что? Дальше человека надо наблюдать, иначе все то, что сделал гениальный хирург, идет псу под хвост. Но у хирурга на это нет ни времени, ни сил. Для этого и нужен семейный врач, который ведет пациента от и до.
Мне повезло — я окончила ординатуру по семейной медицине и сразу пошла работать в Американский медицинский центр. Нас приезжали обучать семейные врачи из Америки, где этот институт давно и успешно существует. Их подход разумней, удобней и экономичней. Ответственность за конкретный случай берет на себя один доктор. А если ему нужна консультация более узкого специалиста, он спросит, потом может согласиться или не согласиться. Но в конечном итоге примет решение сам. И главное, он не потеряет пациента из виду. Врач может не знать, что у пациента с глазом, и отправить человека к офтальмологу, но потом удостоверится, что все прошло хорошо. Проблема с глазом закончится, а доверие к доктору останется. В нашей клинике работают два семейных врача и один терапевт, которого мы тоже привлекаем к этой схеме.
Об эффекте плацебо и доверии между пациентом и врачом
Врач может быть образован, знать все последние исследования, но при этом темпераментом или стилем общения не подходить конкретному пациенту. Доктор не объяснил, не проникся, пускай в чем-то помог, но «осадочек остался». А это важно. Потому что эффект плацебо — 40%. То есть сорок человек из ста, получая пустышку, выздоравливают просто потому, что они уверены, что им дали сильнодействующее средство. Этим нельзя пренебрегать. Если врач даже 40% успеха не натянул своими увещеваниями, эффекта от лечения не будет. Если мы оба считаем, что пациент будет пить таблетки и ему это поможет, то ему поможет. Если так считаю только я — толку не будет.
Внутренний настрой пациента, его доверие врачу фантастически важны. Нужно сотрудничать с пациентом, чтобы он понимал, что мы делаем и для чего. К примеру, пациент может считать, что выполнил мои рекомендации, если выпил три таблетки в день, — не важно, сразу или, как я сказала, каждые 8 часов. «Вы сказали три — я выпил». А то, что он 16 часов был без медикаментозной терапии, это он не учел. В итоге он уверен, что все напрасно: «Я же говорил, что бабкин травяной сбор был лучше».
К сожалению, в нашей стране медицина скомпрометировала себя давно по разным причинам — из-за маленьких зарплат, плохих условий труда, очень короткого времени, которое отпущено на осмотр в поликлинике. Официально на осмотр в поликлинике врачу отпущено 12 минут. Что можно сделать за 12 минут? Как за 12 минут создать доверительные отношения с пациентом? Да его посмотреть не успеешь за это время. В итоге сложилось мнение, что врачи в поликлиниках — это в лучшем случае коновалы. Помогает только, если человека привели к вам рекомендации, сарафанное радио.
В коммерческой медицине есть возможность регулировать продолжительность приема и можно хоть час беседовать с пациентом. Но и здесь простого рецепта, как добиться доверия, нет. И в медицинских институтах этому не учат.
С пациентом нужно уметь оказаться на одной волне. При этом есть две модели поведения. Первая — патерналистская, когда врач говорит: я главный, слушай меня, потому что я знаю, а ты не знаешь. В советское время она и использовалась. Но у нас вся страна жила по такому принципу, и в медицине это тоже никого не удивляло. Вторая модель — партнерская, когда отношения с пациентом — это сотрудничество. Я понимаю, что 8 лет медицинского образования нельзя впихнуть в голову пациенту, но ему можно хотя бы объяснить, что происходит с ним конкретно. И даже если я пока не знаю, что с ним происходит, это тоже можно объяснить. В таких отношениях я даю пациенту возможность выбрать какой-то вариант из тех, что я предлагаю. И дальше он принимает решение сам. Модель общения с пациентом можно выбирать исходя из особенностей человека. Бывает, что человеку совершенно не нужен выбор, он не хочет ничего понимать: «Вы мне скажите точно, что делать, я буду делать». Таким людям нужно максимально четко описать последовательность действий, и они будут ее выполнять. И в этом залог их успеха. Потому что такой человек знает, что если он будет делать правильно, то у него получится. Бывает пациенту, наоборот, не нужно никаких подробностей — ему нужно сострадание и участие. У него может быть совершенно ерундовая болезнь. Но ему важно, чтобы выслушали, помогли, а не подумали, что у него там чушь какая-то. И если такому человеку я начну объяснять, как пить таблетки, он решит, что я черствая и бездушная. Он может уйти от врача и без рецепта, если его выслушали, и почувствовать себя лучше.
Читать полностью здесь: https://slon.ru/special/chaika/family-doc
О том, как лечат и лечатся в России
