Есть в советском прошлом интересный, но неадекватно отраженный масскультом феномен. Это секретные научные объекты. Особые конструкторские бюро тюремного типа. Шарашки. «Закрытые» города, которых не было на карте.
Раньше об этом не снимали вообще. Потом появилось пару фильмов по Солженицыну, содержательная претензия к которым заключается в том, в описанной автором атмосфере ещё можно валить лес, но уж точно не получится заниматься физикой и математикой.
Но ведь занимались. Целые коллективы жили и творили в необычных, скажем так, условиях. Достигли при этом поразительных результатов. Создали технику, с которой Красная Армия победила в Великой Отечественной. В рекордные сроки справились с атомным проектом. Запустили человека в космос.
Т.е., речь идет о величайших достижениях нашего народа. Которые без «внутренней кухни» не понять и не объяснить – остаётся только принять мифологию Солженицына или заменить свою реальную историю голливудскими шаблонами.
Как это выглядит
Можно начать с «Туполевской шараги», которая не лучше и не хуже других.
Репрессии 30-х накрыли, в первую очередь, госаппарат, высший офицерский состав, руководство НКВД. Но техническим специалистам, особенно верхушке, связанной с партией и правительством, тоже досталось. В лагерях оказалось немало инженеров и ученых, которых стоило бы занять чем-то более полезным, чем труд на свежем воздухе в условиях Крайнего Севера.
Одним из первых в такую программу попал бывший первый зам наркома оборонной промышленности, авиаконструктор Андрей Николаевич Туполев, осужденный за «вредительство». На второй день новой работы Туполеву поручили сформировать штат конструкторского бюро – т.е., взять ручку, бумагу и составить список известных ему арестованных авиаспециалистов. Подумав, он решил написать всех, кого знает – а знал он всех. И арестованных, и не арестованных. Вдруг, пока шло его дело еще кого-то посадили.
Так, по «туполевскому списку» к порогу конструкторского отдела сектора опытного самолетостроения в один из вечеров 1939 года подвезли троих спецов, которых долго разыскивали по лагерям от Минска до Колымы.
Внутри – ковровые дорожки, лифты, мраморная лестница. Поднялись в канцелярию, где им вежливо сообщают: «Садитесь. Вы прибыли в специальную тюрьму НКВД, ЦКБ-29. Прочтите правила внутреннего распорядка и распишитесь».
Охранник показывает жилые комнаты, потом приглашает: «Пожалуйста, ужинать». Один из новичков развязывает «сидор», достает котелок и ложку, охранник улыбается: «Нет, что Вы. Это не понадобится».
Их проводят в просторную столовую. За столами с белоснежными скатертями сидит человек сто, они поворачивают головы к вошедшим, узнают, многие вскакивают, приветствуют, обнимают. Кроме Туполева тут его ученики Петляков с Мясищевым, уже сами ставшие руководителями отдельных КБ, разработчик ракетной техники Сергей Королев, Роберт Бартини, итальянский аристократ и коммунист, лучший теоретик в советской авиации, Юрий Румер, ассистент Борна, друг и соавтор Ландау.
Девушка в переднике разносит тарелки и чашки. Пожилой химик, большевик, знавший самого Ленина, ворчит: «Почему какао холодный?» В ЦКБ-29 химик занимается лабораторией неметаллов, а пока с внедрением пластмассы в авиацию есть проблемы, выпиливает расчески. Его так и называют: «Главный конструктор расчесок»…
Как работает
Рабочий день в шараге длится 9 часов. Перед войной его увеличивают до 10, а с лета 1941-го – до 12 часов. Зарплату перечисляют семьям, которые могут навещать заключенных. Часть денег можно потратить и на месте – в тюрьме есть магазин, в котором продают всякие бытовые мелочи, курево, продукты, если кому-то мало столовой. Впрочем, от малоподвижного образа жизни и усиленного питания заключенные и так толстеют.
У многих портятся отношения с семьями, но и наоборот тоже бывает. Испытания пробуждают не только худшее, но и лучшее, что есть в душах. Тяжело больного математика Некрасова Туполев держит при себе в качестве консультанта, а реально освобождает от всякой работы по самолетам. Некрасов занимается тем, что спокойно пишет книгу по теории крыла. После освобождения Андрей Николаевич возьмет Некрасова к себе домой – у одинокого старика нет близких, которые могли бы о нем позаботиться.
У венгерского математика Карла Сцилларда в Москве осталась жена с двумя маленькими детьми – без знания русского языка, никому не нужные они оказались в жутком положении. Друзья по шараге обратились к родственникам, те взяли венгров под свою опеку.
В КБ трудятся не только репрессированные гении – на каждого из них приходится до десяти вольнонаемных работников. Секретари, копировальщики, инженеры, мастера, переводчики иностранной литературы, библиотекари. Получается, что практически каждый заключенный руководит отделом свободных людей – ставит задачи, премирует или штрафует при необходимости. У каждого – факсимиле из четырех цифр вместо фамилии или, как его называли, «копыто». Сумма цифр показывала, на какое КБ работал сотрудник. У тех, кто подчинялся непосредственно Туполеву, сумма цифр равняется 11. Например, 0065, 0056, 0074, 0092.
Рабочие отношения свободных и несвободных сотрудников складываются вполне нормально. Вольнонаемные воспринимают конструкторов не как заключенных, а как людей, которым не повезло по жизни. По поводу и без повода приносили цветы, конфеты. Юрий Румер просто покорил библиотекаршу Фаину, прочитав всю необходимую ему иностранную техническую литературу – «и ни разу не взял словаря!» Будучи талантливым физиком, он обладал одновременно и уникальными лингвистическими способностями. В свободное время Румер берет уроки венгерского у Сцилларда, так в шарашке Юрий Борисович выучил свой тринадцатый по счету иностранный язык.
Во что превращается
Дружба дружбой, но в шараге идет жесткая конкуренция между тремя отдельными конструкторскими бюро. Особенно это касается «петляковцев» и «туполевцев». Соперничество доходит до того, что команды не скрываясь радуются неудачам на испытаниях самолетов коллег.
Ещё сильнее обстановка накаляется, когда Туполев забрасывает разработку четырехмоторного самолета большого радиуса действия и берется за фронтовой пикирующий бомбардировщик – т.е., аналогичную по классу машину, которую только что закончил Петляков. Какая бомбовая нагрузка у Петлякова? Тонна? У нас будет две! А если промышленность даст более мощные моторы, то все три. Какая скорость? Наш самолет будет на 100 км/ч быстрее.
С началом войны творческая конкуренция отступает на второй план. Конструкторов эвакуируют из Москвы в Омск, при этом сразу и освобождают – заниматься кучей административных вопросов, связанных с переездом, и при этот оставаться в статусе заключенных вряд ли возможно. А большую часть группы Петлякова – на зависть «туполевцам» – освобождают ещё раньше за успешный запуск в серию пикирующего бомбардировщика Пе-2.
Другие шарашки тоже реорганизовывают. Постепенно особые конструкторские бюро превращаются в закрытые города, жизнь в которых тоже является не менее интересным феноменом.
http://www.odnako.org/blogs/filmi-po-istorii-kotorie-nuzhno-snyat-chast-14-shayki-repressirovannih-geniev/
О величайших достижениях нашего народа
